— Король Черворан мертв, сэр, — сказал Протас с подчеркнутой официальностью. Говоря это, он заставил себя смотреть прямо на Гаррика, но затем с трудом сглотнул.

— Да, да, именно поэтому мы вынуждены были выйти вам навстречу, — сказал Мартоус, поджимая губы, будто посасывал что-то кислое. — Его высочество скончался совершенно неожиданно, когда шел на ужин вчера вечером. Весьма огорчительно, вполне. Он упал прямо на пол. Я испугался, что стюарды уронили что-то на пол, и он поскользнулся, но он просто... умер.

— Вероятно, я мог бы дать вам совет по ведению домашнего хозяйства в большом помещении, — сказал Гаррик, улыбаясь вместо того, чтобы зарычать на неспособность придворного перейти к сути, — но я сомневаюсь, что вы встретились с нами здесь именно поэтому, ценой дискомфорта и определенной степени опасности. Не так ли, милорд?

Мартоус выглядел удивленным. — О, — сказал он. — Ну, конечно, нет. Но я подумал — то есть совет подумал, — что, поскольку вы прибыли как раз вовремя, вы могли бы председательствовать на церемонии апофеоза Короля Черворана и придать, ну, блеск этому событию. И, конечно, нам нужно было объяснить вам это до того, как вы сойдете на берег, потому что церемония должна быть проведена завтра утром, первым делом. Видите ли, кремацию нельзя откладывать надолго в такую погоду.

— Апофеоз? — переспросила Лайана. Обычно она открыто не вмешивалась в государственные дела, но Лорд Мартоус, очевидно, был дворцовым лакеем, и не из очень большого дворца, если уж на, то пошло. — Вы верите, что ваш покойный правитель станет Богом?

— Ну, я не знаю, конечно, я не знаю, — смущенно ответил Мартоус. — Но простые люди, вы сами знаете, они любят зрелища. И, что ж, это традиция здесь, на Фест-Атаре. И, в конце концов, это не может повредить.

— Не похоже, что это оружие, милорд, — сухо сказал Аттапер. — Мне вернуть его вашему слуге или вы хотите взять это сами?

В бархатной обертке находилась деревянная шкатулка, покрытая фольгой, украшенной астрологическими символами. Внутри лежала диадема с топазом размером со сжатый кулак Гаррика. Камень не был особенно прозрачным или блестящим, даже для топаза, но Гаррик не припомнил, чтобы когда-либо видел более крупный драгоценный камень.

Протас, всеми забытый во время общения взрослых, сказал звонким голосом: — Мы принесли ее вашему главному принцу, уважаемый. Он сам решит, как с ней поступить.

Гаррик вежливо кивнул юному принцу. — Прошу прощения, милорд, — сказал он,  извиняясь. — У нас было долгое путешествие, и, похоже, оно сделало нас менее вежливыми, чем следовало бы.

Он взял корону-диадему. Золотой обруч был толще и шире сзади, чтобы уравновесить вес огромного камня, но даже в этом случае он имел тенденцию выскользнуть вперед из его пальцев.

Кэшел отвел Шарину и Теноктрис на корму, но теперь отступил в сторону и позволил женщинам присоединиться к группе чиновников. Когда он поймал взгляд Гаррика поверх головы Теноктрис, он широко улыбнулся. Кэшел держался поближе к Шарине, но его не интересовало, что прибыли обсудить местные жители, и он не притворялся, что это не так.

Кэшела не интересовала власть. Он был необычайно сильным человеком, и кроме того, у него были и другие способности. Если он сам и не был волшебником, то не раз сталкивался с враждебными волшебниками и сокрушал их. Одно это принесло бы ему значительный авторитет, если бы он этого захотел. Добавьте к этому, что он был другом детства принца Гаррика и женихом принцессы Шарины, и большая часть королевства принадлежала бы Кэшелу по его просьбе.

Но он этого не просил. Кэшел не знал бы, что делать с королевством, если бы оно у него было, и в любом случае это было не то, чего он хотел. Что, конечно, было во многом причиной того, что он был самым близким другом Гаррика — Гаррик тоже не хотел власти.

— Может быть, и так, — сказал на это Карус. — Но королевство хочет тебя; ты все равно нужен ему, и это к лучшему. В противном случае лучшее, на что могли бы надеяться горожане, — на жестокого воина, который ничего не знает, кроме как сокрушать неприятности своим мечом, пока неприятности не сокрушат его в свою очередь. Кто-то вроде меня — и мы знаем, к какому плохому результату это приводит.

Призрак в сознании Гаррика улыбнулся, но не было никаких сомнений в том, что за его насмешкой над самим собой скрывалась непреложная правда. Гаррик ухмыльнулся в ответ; делегаты увидели это выражение и неправильно его истолковали.

Лорд Мартоус напрягся и сказал: — Корона может показаться вам жалкой вещью, милорд, простым топазом. Но это древний камень, очень древний, и он благоприятствует нам на Фест-Атаре. Мы надеялись, что вы вручите его Принцу Протасу после церемонии обожествления его отца.

Гаррик взглянул на мальчика и обнаружил, что тот болтает с Кэшелом. Вероятно, это заставило их обоих чувствовать себя более комфортно, чем, если бы они участвовали в дискуссии, которую вели Гаррик и Мартоус.

И мысль, и факт, стоящий за ней, понравились Гаррику, но он вежливо стер все следы неправильно понятого юмора со своего лица, прежде чем сказать: — Я посоветуюсь со своими советниками, прежде чем вынести вам окончательное решение, милорд, особенно с Лордами Тадаи и Уолдроном, моими гражданскими и военными командирами. Этого не произойдет, пока мы не окажемся на суше.

— Но вы, же принц... — запротестовал посланник.

— Это верно, — ответил Гаррик, чувствуя, как призрак Каруса посмеивается над тем, как он справился с этой незначительной глупостью. — Я принц и принимаю окончательные решения в соответствии с полномочиями, предоставленными моим отцом, Королем Валенсом III.

Валенс был настолько погружен в себя в своих покоях в дальнем углу дворца, что слуги сами выбирали ему еду. Он не был особенно стар, но жизнь и череда неудачных решений печально разрушили его разум, который и в лучшие свои дни не производил особого впечатления.

— Но у меня есть сотрудники, которые отслеживают вопросы, в которых мне не хватает личных знаний, — продолжил Гаррик. — Боюсь, политические, и культурные обстоятельства Фест-Атара относятся к этой категории. У меня нет намерения — оскорблять вас и ваших граждан, действуя в ненужном невежестве. Мы не ожидали смерти Короля Черворана, и королевству потребуется некоторое время, чтобы решить, как реагировать.

— Что ж, я понимаю это, — начал Мартоус, — но...

— Я бы уже перебросил его через перила, парень, — сказал Карус. — Клянусь Богоматерью! Для королевства хорошо, что ты правишь вместо меня.

Гаррик заглянул в большой топаз. В его желтых глубинах виднелись мутные пятна. Камню придали форму и отполировали вместо того, чтобы огранить, и даже тогда он был неправильной формы — он имел форму яйца, но маленький конец был слишком тупым.

Однако это был огромный драгоценный камень; и было еще что-то, чего Гаррик не мог до конца понять. Тени в его глубине, казалось, двигались, хотя, возможно, это была иллюзия, вызванная боковым покачиванием судна. Работали только несколько пар весел на самой верхней палубе, так что кораблю не хватало хода, чтобы сделать его длинный корпус полностью устойчивым.

Лайана коснулась запястья Гаррика. Он моргнул, как бы просыпаясь; глаза тех, кто был поблизости, наблюдали за ним с беспокойством. Должно быть, он был погружен в раздумья…

— Мне очень жаль, — сказал он вслух. — Как я уже сказал, это было долгое путешествие. Лорд Мартоус, хотя я не могу поклясться, каким будет мое решение, пока не проконсультируюсь со своим советом, я могу сказать вам, что я намеревался присвоить звание маркиза в Королевстве Островов правителю Фест-Атары, которым, конечно, мы считали Лорда Черворана.

— Короля Черворана, — быстро запротестовал Мартоус.

— Король — это титул, зарезервированный за Валенсом III и его преемниками на посту правителей Островов, милорд, — ответил Гаррик. Он не слишком повышал голос, но по его тону было ясно, что он имеет в виду. — Это не тот вопрос, по которому мы с королем Валенсом пойдем на компромисс.